Утром слуга разбудил его, сообщив о прибытии гонца от мессера гранде. Было еще очень рано – солнце едва успело подняться, а напольные часы пробили половину девятого. Одевшись, Кавалли прошел в комнату для приема гостей и расположился в резном деревянном кресле.
Вошедший сбирро поклонился инквизитору, стараясь скрыть испуг на лице.
– Святой отец, мессер гранде велел передать вам, что Жак Нуафьер не ночевал этой ночью дома. Обыск был учинен, но контрабанды найдено не было.
– Передай мессеру гранде, чтобы продолжил поиски. Нуафьер должен быть арестован.
Жестом отпустив гонца, Кавалли какое-то время после этого сохранял неподвижность. Возможно, отсутствие Нуафьера было случайностью – француз не мог знать о том, что его хотят арестовать. Но даже в этом случае ситуация складывается не так хорошо, как хотелось бы. Чернокнижник предупрежден и теперь наверняка попытается скрыться. Это означало необходимость новых шагов со стороны Circospetto.
Граф Бонафеде рассказал все, что было ему известно. Слова его мало помогли следствию, даже похищенный перстень не мог однозначно доказать причастность Нуафьера к колдовским делам. Кавалли задумчиво потер пальцами щеку. Был еще один свидетель, которого он не допросил. До сих пор инквизитор старался избегать подобных бесед, умело маскируя свой необъяснимый страх перед душевнобольными. Этот страх он объяснял разными причинами – и с каждой новой понимал, что причины нет. Будто какая-то сила заставляла Доминика Кавалли сторониться всякого, чей разум помутился. И сейчас, размышляя о необходимости беседы с Лоренцой Бонафеде, он ощущал, как зарождается внутри него отторжение, которое вырастет и усилится невероятно, стоит лишь приблизиться к душевнобольной.
И все же это было необходимо. Слова графини могли выдать слабость колдуна или сообщить место, где тот мог скрываться.
Решительно поднявшись со своего места, инквизитор громким хлопком вызвал слугу. К поездке надлежало подготовиться.
Спустя два часа Домминико Кавалли переступил порог приюта для душевнобольных на небольшом острове Сан-Клементе, расположенном в миле от южной оконечности города. Аскетичное серое здание с потрескавшейся штукатуркой стен и ржавыми решетками на окнах было обнесено высоким забором. Несчастные узники этого места не имели в большинстве своем даже возможности выходить на двор, пустынный и унылый. Внутри здания Кавалли встретила пожилая монахиня-кармелитка , с некоторым удивлением взглянувшая на его облачение инквизитора.
– Нечасто нас посещают представители трибунала, – произнесла она вместо приветствия. Голос ее по-старчески дребезжал.
Кавалли склонил голову:
– Инквизиция выступает в защиту католической веры, и стопы ее служителей всегда направляются туда, где эта защита требуется. В вашем приюте пребывает девица Лоренца Бонафедо, пострадавшая от чар, наведенных на нее хитроумным колдуном. Я хотел бы побеседовать с ней.
Монахиня мелко кивала в такт словам Circospetto. Когда он закончил, она пожевала немного губами, не поднимая на него задумчивого взгляда, а затем произнесла:
– Я отведу вас к ней, инквизитор. Но знайте, что колдовство до сих пор довлеет над ней. Несчастную посещают ужасные видения…
– Видения? Какие?
– Об этом вам лучше спросить ее саму. Они столь греховны и богомерзки, что я не стану пересказывать их вам. Пойдемте.
Они поднялись на третий этаж, оказавшись в длинном, темном коридоре, тускло освещенном лишь небольшим оконцем в дальней стене. Две череды дверей, тяжелых, окованных медью, тянулись по обе стороны коридора. Странные звуки доносились из-за них, причудливо искаженные массивной деревянной преградой, – едва ли можно было поверить, что их исторгают человеческие уста.
Кармелитка остановилась у одной из дверей. К облегчению Домминико, за дверью царила тишина. Тяжело щелкнул ключ, скрипнули несмазанные петли, и инквизитор вошел в крошечную келью, где не было ничего, кроме кровати, на которой, повернувшись лицом к стене, лежала девушка. Она не обернулась на звук отпираемой двери и, казалось, спала. Монахиня осторожно коснулась ее плеча.
– Проснись, дитя мое, – произнесла она тихо и ласково, – к тебе пришли.
Девица не пошевелилась. Монахиня снова осторожно коснулась ее плеча:
– Ну же, дитя. Просыпайся.
Медленно, словно придавленная неимоверной тяжестью, молодая графиня обернулась. Болезненная бледность делала ее лицо похожим на мраморное, лишенное всякого намека на румянец. В то же время глаза ее, очерченные темными кругами, контрастно выделяясь, сверкали в сумраке кельи лихорадочным блеском.
– Я не сплю, – произнесла она. – Я не буду спать. Не буду.
Монахиня хотела что-то возразить, но Кавалли жестом остановил ее.
– Почему ты не спишь, дитя? – спросил он.
Девушка перевела на него пустой, бесчувственный взгляд.
– Мне нельзя уснуть. Если я усну, ко мне снова придет она.
– Кто?
– Она. Черный зверь, клубящийся у моих ног. Темная женщина. Ее поцелуи иссушают меня. Ее ласки причиняют страдание и боль…
Кармелитка отвела взгляд от больной и спешно перекрестилась.
– Несчастной девушке каждую ночь снится, что к ней в келью приходит женщина, которая принуждает ее к противоестественной связи. – Слова эти дались монахине с большим трудом. Произнеся их, она снова перекрестилась, одними губами прошептав короткую молитву.
– Нельзя уснуть… Нельзя, – монотонно шептала больная, но затем вдруг вскинулась, заговорив громко и страстно: – Позовите его! Позовите! Он может мне помочь! Он избавит меня от этих видений, он освободит! Позовите!